Мирча Элиаде

В любом случае, эта дискуссия вряд ли целесообразна, поскольку методы аскезы и медитации, изложенные Патанджали, без всякого сомнения, относятся к глубокой древности; они не были ни его открытием, ни открытием его современников – они были практически выверены за много столетий до него. В самом деле, индийские авторы редко предлагают свою собственную систему; в подавляющем большинстве случаев они удовлетворяются тем, что излагают традиционные учения на языке своего времени. Это совершенно очевидно и в случае Патанджали, единственной целью которого было составить практическое руководство на основе методов, унаследованных из глубокой древности.
К наиболее ценным трудам, помогающим понять "Йога-сутры", относятся комментарий Вьясы "Йога-бхашья" (седьмое или восьмое столетие) и глоссарий Вачаспатимишры "Таттвавайшаради". Король Бходжа (начало одиннадцатого столетия) является автором комментария "Раджамартанда", а Рамананда Сарасвати (шестнадцатое столетие) – автором "Манипрабхи". И наконец, Виджнянабхикшу, в своем выдающемся трактате "Йога-варттика",* составил примечания к "Йога-бхашье" Вьясы.
* См. Примечание I, 2 об изданиях и переводах йогических текстов.
Для санкхьи и йоги мир является реальным (а не иллюзорным, как, например, в веданте). И тем не менее, если мир существует и продолжает существовать, то это происходит вследствие "невежества" духа; бесчисленные космические формы, а также процессы, при помощи которых они проявляются и развиваются, существуют только в той мере, в которой "Я" ("Пуруша") не осознает себя и вследствие этого метафизического невежества страдает и порабощается. В тот момент, когда последнее "Я" обретет свободу, вся Вселенная, целиком и полностью, снова будет поглощена первичной субстанцией.
Именно эта фундаментальная идея (более или менее ясно сформулированная) о том, что космос (мироздание) существует и продолжает существовать вследствие человеческого невежества, и является причиной пренебрежения жизнью и космосом в индийской философии. Это отчетливо заметно во всех значительных индийских философских системах постведического периода. Со времен Упанишад Индия отвергает тот мир, который мы воспринимаем, и не придает большое значение той жизни, которая предстает перед глазами мудреца, – эфемерной, мучительной, иллюзорной. Такое отношение не приводит ни к нигилизму, ни к пессимизму. Этот мир отвергается, этой жизни не придается большое значение, потому что известно, что существует нечто иное вне становления, вне временности, вне страдания. На языке религии можно было бы сказать, что Индия отвергает материальный мир и светскую жизнь, так как стремится к сакральному миру и сакральному бытию.
Вновь и вновь в индийских текстах повторяется тезис о том, что причиной "порабощения" души и, следовательно, источником бесконечных страданий является единение человека и мира, его участие, активное и пассивное, прямое или косвенное, в природе. Давайте поясним этот тезис: единение с лишенным сакральности существованием, участие в мирской природе. "Neti! Neti!" – восклицает мудрец из Упанишад. "Нет, нет! Ты не являешься этим, и ты также не являешься тем!"
Другими словами, ты не принадлежишь к падшему миру, как тебе это представляется сейчас, тебе не обязательно быть поглощенным этим миром ("обязательно" – то есть в силу закона твоего собственного бытия). Потому что Бытие не может быть связано с He-бытием. Итак, природа не обладает подлинной онтологической реальностью, она на самом деле является всеобщим становлением. Каждая космическая форма, какой бы сложной и величественной она ни была, приходит к распаду, и сама Вселенная периодически поглощается "великим растворением" (махапралайя) и превращается в первичную материю (пракрити). Таким образом, все, что возникает, – изменяется, умирает, исчезает и не относится к бытию; поясним опять: не является сакральным. Если единение с миром является результатом последовательной десакрализации человеческой жизни и это приводит к невежеству и страданиям, то путь к освобождению обязательно ведет к разрыву с миром и социальной обусловленной жизнью (в некоторых видах тантрической йоги за этим разрывом следует отчаянная попытка опять придать жизни сакральный характер).
И все же мир и жизнь имеют двоякую функцию. С одной стороны, они ввергают человека в страдания и, согласно закону кармы, обрекают его на бесконечные воплощения, с другой стороны, они косвенным образом помогают ему искать и находить "спасение" для души, независимость, полную свободу (мокшу, мукти). Ибо чем больше человек страдает (то есть чем прочнее его единение с миром), тем сильнее его стремление к освобождению, тем сильнее его жажда спасения. Таким образом, формы и иллюзии этого мира, благодаря, а не вопреки присущей им магии и в результате страдания, которое порождает их бесконечное возникновение, служат человеку, высшей целью которого является освобождение, спасение. "От Брахмана до стебелька травы все мироздание (srishti) служит душе, до тех пор пока не достигается высшее знание". Под "высшим знанием" понимается избавление не только от невежества, но и, в первую очередь, от боли и страдания.
Уравнение "страдание-жизнь"
"Для мудреца все является страданием" (duhkameva sarva vivekinah), – пишет Патанджали[3]. Но он не первый и не последний, кто отмечает это вселенское страдание. Задолго до него Будда провозгласил: "Все – страдание, все эфемерно" (sarvam duhkam, sarvam anityam). Это – лейтмотив всей индийской философии после Упанишад. Сотериологические методики и метафизические доктрины находят свое обоснование в этом вселенском страдании, поскольку их значение зависит только от того, в какой степени они освобождают человека от "боли". Все без исключения поступки человека порождают страдание. "Тело – это боль, поскольку оно является вместилищем боли; чувства, объекты, ощущения являются страданием, потому что они приводят к страданию, и даже наслаждение является страданием, потому что за ним следует страдание". И Ишваракришна, автор самого раннего трактата по санкхье, заявляет, что краеугольным камнем санкхьи является желание человека избежать пытки тремя видами страданий – божественных страданий (причиняемых богами), земных страданий (причиняемых природой) и внутренних или присущих жизни страданий[4].
И все же это вселенское страдание не приводит к "философии пессимизма". Ни одно из направлений индийской философии или гнозиса не впадает в отчаяние. Напротив, открытие идеи "страдания" как закона существования может рассматриваться в качестве conditio sine qua non (непременного условия) освобождения. Таким образом, этому вселенскому страданию изначально присуще позитивное, стимулирующее значение. Оно постоянно напоминает мудрецу и аскету, что у него имеется всего лишь один способ достичь освобождения и блаженства – полностью порвать с миром и удалиться от него, отказаться от амбиций и отречься от собственности. Человек, однако, не одинок в своем страдании: страдание является космической необходимостью, онтологической модальностью, на которую обречена любая проявляющаяся "форма", будь то бог или крошечное насекомое, поскольку сам факт существования во времени, обладание протяженностью во времени подразумевает страдание. В отличие от богов и других живых существ человек способен выходить за пределы своего состояния и, таким образом, прекращать страдание. Уверенность в том, что существует способ прекратить страдание, уверенность, которую разделяли все направления индийской философии и мистицизма, исключает и "отчаяние", и "пессимизм". Разумеется, страдание является вселенским, но если человеку известно, как приступить к своему освобождению, то оно не является непреодолимым. Ибо если человек и обречен страдать целую вечность – что, как и любое другое состояние, обусловлено кармой[5], – то каждый человек способен аннулировать силы кармы, которыми она направляется.
"Освободиться" от страдания – такова цель всех направлений индийской философии и всего индийского мистицизма. Независимо от того, достигается этот результат непосредственно при помощи "знания" (например, при помощи учения веданты или санкхьи) или при помощи технических приемов (как в йоге и в большинстве буддистских школ), знания обладают ценностью лишь в той степени, в которой они помогают человеку "освободиться". "Кроме этого вряд ли стоит знать еще что-либо" – утверждается в "Шветашватара-упанишаде" (I, 12). Бходжа, комментируя текст "Йога-сутр" (IV, 22), заявляет, что любое знание, которое не приводит к освобождению, бесполезно. Вачаспатимишра начинает свой комментарий к трактату Ишваракришны такими словами: "В этом мире люди слушают лишь того проповедника, который излагает необходимые факты, которые люди желают узнать. Никто не слушает тех, кто излагает никому не нужное учение, как это бывает с глупцами или пастухами, которые хорошо справляются со своей работой, но невежественны в отношении науки и искусства"[6]. Тот же автор в комментарии к "Веданта-сутра-бхашъе" дает определение необходимому знанию: "Человеку с ясным умом не нужны знания, лишенные всякой определенности, бесполезные или не представляющие никакой ценности"[7].
В Индии метафизические знания всегда выполняют сотериологическую функцию. Ценными и заслуживающими внимания считаются только метафизические знания (видья, джняна, праджня), поскольку только они приносят освобождение. С помощью "знания" человек отбрасывает иллюзии чувственного мира, "пробуждается". "С помощью знания" – значит с помощью практики отрешенности, результатом которой является осознание человеком своего центра, слияние со своим "истинным духом" (Пурушей, Атманом). Знание превращается в медитацию, а метафизика становится сотериологией. В Индии даже истоки логики не лишены сотериологической функции. Ману использует термин анвикшаки ("наука полемики", логика) в качестве эквивалента атмавидье ("знание души", Атмана), то есть метафизики[8]. Правильная аргументация, согласующаяся с нормами, освобождает душу – такова отправная точка ньяи. Древние дискуссии на тему логики, из которых впоследствии и возникла ньяя-даршана, касались в основном священных текстов, различных толкований тех или иных предписаний "Вей". Целью всех этих дискуссий было создание условий правильного, в соответствии с традицией, исполнения ритуалов. Итак, священная традиция, выражением которой являются "Веды", обнаружена. В таких условиях искать значения слов означает пребывать в постоянном контакте с Логосом, который является абсолютной, сверхчеловеческой и внеисторической духовной реальностью. Подобно тому, как правильное произнесение ведических текстов придает ритуалам максимальную эффективность, так и правильное понимание ведических сентенций приводит к очищению разума и, таким образом, способствует освобождению души. По мере преодоления "невежества" человек продвигается к свободе и блаженству.
Значение, которое все индийские метафизические учения и даже составляющие йогу техники аскетизма и методы созерцания придают "знанию", легко объяснимо, если мы рассмотрим причины человеческого страдания. Убогость человеческой жизни является следствием невежества, а не "божьей кары" или "первородного греха". Невежество относительно подлинной природы Духа – и ничто иное! То невежество, которое заставляет нас путать Дух с нашим психоментальным опытом, которое заставляет нас приписывать "качества" и предикаты тому вечному и независимому принципу, каковым является Дух, – короче говоря, метафизическое невежество. Естественно, конец этому невежеству может положить только метафизическое знание, которое ведет человека к порогу просветления – то есть к его истинному "Я". Именно это знание своего собственного "Я" – не в социальном, а в аскетическом, духовном смысле – является целью большинства индийских теоретических систем, хотя каждая из них указывает свой путь достижения этой цели.
В санкхье и йоге данная проблема четко определена. Так как источником страдания является невежество в отношении "Духа", то есть отождествление "Духа" с психоментальностью, то освобождение может быть достигнуто, только если это отождествление прекращено. В этом между санкхьей и йогой практически нет расхождений, различаются только их методы: санкхья стремится достичь освобождения исключительно при помощи гнозиса, в то время как в йоге обязательно используются аскеза и медитация. В обеих даршанах причиной человеческого страдания является иллюзия, поскольку человек принимает свою психоментальную деятельность – чувства, ощущения, мысли и желания – за Дух. Он, таким образом, путает две абсолютно независимые и противоположные друг другу реальности, связь между которыми – иллюзия, поскольку психоментальный опыт не относится к духу, он относится к природе (пракрити); сознание является более тонким продуктом субстанции, лежащей в основе физического мира – мира, в котором мы живем. Различия между психическими явлениями и неодушевленными предметами или живыми существами – количественные, но между психическими явлениями и духом существует различие онтологического характера; они принадлежат к двум различным способам бытия. "Освобождение" происходит, когда человек осознает эту истину и когда Дух возвращает себе свою изначальную свободу, таким образом, согласно санкхье, тот, кто стремится к освобождению, должен начать с тщательного изучения сущности и форм природы (пракрити) и законов, которые управляют эволюцией. Со своей стороны, йога признает этот анализ материи, но придает значение только созерцательной практике, которая без дополнительных методов способна экспериментальным образом выявить всемогущество Духа и его обособленность от иных явлений и категорий. Следовательно, до того, как мы приступим к рассмотрению методов и техник йоги, мы должны понять, каким образом санкхья-даршана описывает Материю и Дух, а также причину их ошибочного отождествления, мы должны понять в чем заключается сущность гностического метода, которого придерживается эта "философия". Мы также должны определить, где учения санкхьи и йоги совпадают, а где расходятся, и выделить в последней идеи, основанные на "мистическом" опыте, отсутствующем в санкхье.

Читать продолжение